– Очень интересно, – Кинт прокомментировал вслух увиденное, а именно добротные кованые ворота, установленные в арке, а потом крикнул, – эй! Есть там кто за воротами?

В сумраке арки удалось разглядеть шевеление, Кинт присмотрелся – вооруженный человек вышел из караульной будки обложенной мешками с песком.

– Чего тебе? – донесся голос из арки.

– Я к мадам Ригер!

– Мадаааам? – уточнил сиплый голос.

– Если ее называют старухой или ведьмой, она расстраивается.

– Как доложить?

– Скажи, что хозяин флигеля приехал!

Человек в тени на секунду замер, потом подошел чуть ближе, но продолжая держаться стены и пытаясь рассмотреть возницу.

– Ну, ты пойдешь или как?

Дворник, совмещающий свой труд с работой сторожа, бегом скрылся внутри двора, отсутствовал не более минуты, а потом так же бегом вернулся, подбежал к воротам и спросил:

– Как твое имя?

– Кинт Акан.

Загромыхали ключи на большом кольце, потом лязгнул засов, и ворота со скрипом открылись.

Проезжая мимо сторожа, или кто он тут, Кинт обратил внимание на военную выправку мужчины в старых, но чистых одеждах армейского покроя, с брезентовым фартуком поверх одежд. Как только экипаж проехал, охранник тут же закрыл ворота и вернулся на свое место. Въехав во двор, Кинт остановил экипаж у бельевых веревок, которых, казалось, стало больше. Мадам Ригер стояла у котла с кипящим бельем в окружении трех девушек, она прервала свой монолог и повернулась на цокот копыт.

– Добрый вечер, мадам! – Кинт выскочил из повозки, чуть поклонился и коснулся полей шляпы.

Совсем высохшая, почти до состояния мумии старушка, впилась пронзительным взглядом в Кинта, на секунды повисла тишина, затем, она улыбнулась и сказала:

– Я ждала тебя, мой мальчик.

– Я тоже рад вас видеть в добром здравии, мадам Ригер.

– Мне немного осталось… – мадам Ригер протянула скрюченные ревматизмом пальцы к столбу, за который была завязана одна из бельевых веревок, и прислонена трость, старуха оперлась на трость, шагнула к Кинту, и сразу стало заметно, насколько тяжело ей дался этот шаг, – думаю, это лето я не переживу.

– Что ж, Небеса примут достойную душу, – Кинт коснулся ее плеча.

– Ничего не спрашиваю про тебя, я и так все знаю, – старуха улыбнулась одними глазами, подойдя ближе к Кинту и продолжая его рассматривать, – ты спрашивай, о чем хотел.

– Я хотел попасть в свой флигель, нужно кое-что забрать.

– Там нет того, что ты ищешь, я на днях пустила туда пожить своих девочек, – старуха кивнула на трех девушек - подростков, – а то, что лежало в твоем тайнике у меня, пойдем, также скопилась некое количество кестов за то, что я брала, сдавая твой флигель.

– Оставьте эти кесты своим девочкам, – ответил Кинт.

– Хорошо, – шаркая ногами в кожаных башмаках на толстой подошве по камню, которым был выложен весь двор, старуха пошла к двери прачечной, приняв ответ Кинта как само-собой разумеющееся, и уселась на скамейку у стены, поманив к себе старшую из девушек у котла.

– Да, матушка, – курносая девчонка лет шестнадцати подбежала к ней.

– Там в сундуке, та медная коробка, что была во флигеле, принеси ее.

Девушка поспешила выполнить просьбу, а Кинт присел рядом и, ковыряя носком сапога пробивающуюся меж камней траву, спросил, глядя в глаза старухе:

– Как мне жить дальше, матушка Ригер?

– Хочешь получить простой ответ, на сложный вопрос? – Она, сипло захихикала, но зашлась кашлем, затем отдышалась и добавила, – твоя жизнь не принадлежит тебе, ты дитя терратоса! Но помни о детях своих. С этим и живи, сколько проживешь...

Кинт нахмурился, достал трубку и стал набивать ее табаком.

– Угости даму, – мадам Ригер достала из большого кармана фартука трубку с длинным мундштуком, Кинт набил табаком и ее.

Девчонка принесла коробку и протянула ее старухе, та кивнула на Кинта.

– Возьмите, – присела она в поклоне.

– Спасибо, – Кинт взял коробку, местами покрытую зеленым налетом окисления, и положил себе на колени.

– Темные времена грядут, – вдруг тихо сказала старуха, глядя на овал неба окруженный крышами двора-колодца и выдохнув вверх дым, – а ты будь таким, каким был, мир скоро изменится, но не позволяй ему менять тебя.

Со стороны энергетических цехов донеслись несколько протяжных гудков.

– Ну вот, тебе пора, – мадам Ригер отложила трубку на лавку, посмотрела Кинту в глаза и добавила, – ступай, пусть хранят тебя Небеса.

Кинт грустно улыбнулся, встал и быстрым шагом направился к экипажу, забросил громыхнувшую коробку в салон и, подал рукой сигнал сторожу, чтобы тот открыл ворота.

Спустя полчаса Кинт въехал во двор маленького особнячка. Шагэ сначала выглянула в окно эркера, светящегося уютным и теплым желтым светом, а затем показалась на крыльце.

– Только не говори, что ты угнал эту клячу.

– Арендовал, и мне надо ее вернуть… я еще кое-что оставлю в каретном сарае?

– Оставляй, – махнула рукой Шагэ.

Кинт перетаскал откопанный «клад» в угол сарая, забросав свертки сеном и рассохшимися бочонками, затем открыл медную коробку и сразу уловил терпкий сладкий запах…

– Морес, – хмыкнул он, безошибочно достал сложенный вчетверо лист бумаги, убрал его в карман, подобрал тяжеленный сверток и вышел из сарая.

Шагэ так и стояла на крыльце в ожидании.

– Ступай в дом, я должен вернуть экипаж.

– Ужин остынет.

– Я быстро, – Кинт наклонился к Шагэ и положил тяжелый сверток за дверь, – пусть здесь полежит.

Кинт действительно быстро доехал до площади, где на стоянке других экипажей увидел подвыпившего хозяина клячи.

– Забирайся, отвезешь меня в старый город, – сказал ему Кинт, пересаживаясь в салон.

Возница забрался на свое место, громко икнул и шлепнул вожжами кобылу:

– Пошла!

– Останови на минуту здесь, у фонаря, – сказал Кинт, когда экипаж доехал до края площади.

– Пр-ррр!

Кинт достал бумагу и, чуть наклонившись к свету, стал прочитал:

«Не выходи на связь ни с кем из секретариата, в сложившейся ситуации пусть все считают тебя мертвым, жду от тебя телеграммы на имя сестры, ответ получишь стазу же. М.»

– Поехали… – Кинт откинулся на спинку сиденья и порвал лист на мелкие кусочки.

Когда экипаж проезжал дамбу через полноводную Зиду, Кинт выбросил обрывки, которые тут же подхватил ветер и понес в сторону степи.

Сначала ужинали молча. Когда Кинт вернулся в дом Шагэ, то обратил внимание на ее нервозность. Наконец, приступив к чаю, Кинт спросил улыбаясь:

– Надеюсь, ты меня не отравила ужином из-за того свертка? Не сомневаюсь, что ты заглянула в него.

– И не только в него! – Шагэ нахмурилась, выпрямила спину и скрестила руки на груди, – в сарае арсенал, а в тяжеленом свертке целое состояние!

– Думаю, что не одно состояние.

– Кинт, мне страшно.

– Что тебя пугает?

– Больше всего меня пугает то, что я не могу понять, кому или чему ты служишь, но уверена, что не себе!

– Я служу терратосу, моя дорога Шагэ.

– Это в каком ведомстве так сорят деньгами?

– Ты про золото? Это, можно сказать, мое жалование по увольнению…

– Я тебе не верю!

– Зря, это чистая правда.

– Не убедил!

– Чтобы начать тебя убеждать, я сначала спрошу, ты готова стать эм… помнишь, как хорошо у тебя получалось добывать информацию для меня, когда я служил у Тьетэ?

– Ты о чем?

– Я хочу предложить тебе то же самое, не знаю, на сколько времени это все затянется, но мне бы очень пригодилась твоя помощь, заметь, эта помощь будет щедро оплачена.

Шагэ не двигалась, продолжала смотреть на Кинта и вот-вот могла запустить в него чем-нибудь тяжелым, с нее станется…

– Все же, на кого ты работаешь? – с холодом в голосе произнесла она.

– Я же сказал, я служу терратосу, а именно… – Кинт достал из кармана и катнул по столу жетон секретариата безопасности, – именно в этом ведомстве.

– Дьявол! – Шагэ подскочила и шарахнулась от жетона, как от прокаженного нищего.