Глава седьмая

«Собачий хвост» – так назывался постоялый двор. Кинт, придерживая котелок, задрал голову, еще раз рассмотрев шпиль с этими самыми хвостами.

– Посторонись! – прокричал возница конной повозки, на которой приехали двое, должно быть тоже, постояльцы.

Кинт шагнул на настил из досок, перед входом в заведение, позволяя повозке проехать.

– Вы не поможете? – грузный мужчина в пыльном плаще протянул Кинту чемодан из повозки.

Кинт осмотрелся по сторонам, убеждаясь, что обращаются именно к нему. Второй пассажир оказался калекой без одной ноги, одного возраста с Кинтом. Возница помогать не спешил и ждал, когда пассажиры покинут его повозку и дадут монеты, но он обратил внимание на некое замешательство Кинта.

– Кочевники в этом постоялом дворе не особо услужливы.

– Извозчики в Джевашиме тоже этим не отличаются, как я погляжу, – ответил Кинт и помог пожилому мужчине с вещами, выгрузив из повозки три чемодана и два объемистых баула, затем помог выбраться из повозки калеке.

Возница ничего не ответил, и когда повозка освободилась, лишь криво ухмыльнулся и укатил прочь.

– Благодарю вас, – тяжело дыша, обратился пожилой мужчина к Кинту, – я с сыном перебираюсь на северо-восток, путь еще долгий, поэтому стараемся экономить.

– Куда, если не секрет? – поинтересовался Кинт и заглянул через окно внутрь постоялого двора, а затем постучал тростью по стеклу.

– В Конинг.

– Вот как? Действительно, ехать еще далеко.

Дверь скрипнула, и на порог вышел кочевник, молодой парень, в традиционной одежде, то есть кожа и мех, и в атласном котелке.

– Помогли бы постояльцам, – обратился к нему Кинт, – с таким отношением к клиентам вы их и не дождетесь.

– Те, кому не хватило монет на гостиницу, все равно остановятся у нас, – парень хмыкнул и нехотя, но все же поднял два чемодана, – с остальным сами…

– Надеюсь, стряпня здесь съедобная, – заметил Кинт, – подпер тростью дверь и стал заносить внутрь чемоданы, затем забросил баулы.

– У нас вкусно, – буркнул кочевник, утруждать он себя не стал и как только вошел, оставил чемоданы у стены, – вы вместе?

– Нет, я один, а эти господа вдвоем.

– Надолго? – кочевник, который плохо справлялся с должностью управляющего, уселся за стол в самом светлом углу, что у окна.

– Я переночевать.

– Мы отдохнем, пару дней, пожалуй, – сказал мужчина, придерживая дверь и пропуская сына на костылях.

Грамоте кочевник был не обучен, и ничего не писал, а разместил на расчерченной доске три камушка, два вместе в одном квадрате, и отдельно один в другом. Ключей не оказалось, как выяснилось, комнаты закрываются лишь изнутри на засов, а вот считать кочевник умел, за два дня проживания с завтраком и с ужином, он стребовал с отца и сына двадцать четыре кеста серебром.

– А с тебя восемь, если считать ужин сегодняшнего дня и завтрак утром, – кочевник обратился к Кинту и протянул ладонь.

– Возьмите, – Кинт протянул монеты и хотел высыпать их в ладонь, но кесты со звоном посыпались на стол, а кочевник переменился в лице и подскочил, с видом собаки, которой сейчас крепко достанется.

Парень снял с головы котелок, смяв его и прижимая к груди, стал часто кланяться и причитать, не сводя глаз с правой руки Кинта:

– Карху… Карху… нет моей вины! Карху, ты должен был сразу сказать!

Кинт наконец сообразил что происходит – перстень на мизинце…

– Так этот постоялый двор принадлежит племени восточных погонщиков?

– Да, Карху, – парень уже собрал все монеты, что раскатились и протянул их обратно Кинту, – возьми.

– Оставь себе, успокойся, и помоги наконец этим господам с вещами.

Кочевника как подменили, монеты он все же взять не посмел, а положил перед Кинтом на стол, схватил два чемодана и побежал по лестнице наверх.

– Простите, а что это с ним? – мужчина в плаще поинтересовался у Кинта, хотел было поднять с пола баул, но кочевник уже прибежал обратно, выхватил из его рук баул, поднял второй и снова побежал вверх по лестнице.

– У кочевников тоже есть сословия, и так случилось, что я породнился с вождем их племени.

– Вот оно что… – удивился мужчина.

– Фу! Дикость какая, – нахмурился парень-калека и стал подниматься по лестнице, – отец, помоги.

– И не говори, – вздохнул Кинт и улыбнулся, достал трубку и стал набивать ее табаком, – та еще дикость.

Когда кочевник вернулся, закончив с размещением отца и сына, он спросил у Кинта, протянув руку к саквояжу:

– Я отнесу.

– Не надо… скажи, – Кинт выдохнул дым к грубо отесанным балкам потолка, – что значит Карху?

– Сын вождя, даритель свежей крови.

– Вот как? Скажи, а здесь много таких как ты, в смысле из твоего племени?

– Еще скорняжная лавка на другой стороне города, старейшина Доту говорит, что мы должны жить во всех городах в землях, что нам теперь принадлежат.

– Старейшина Доту здесь появляется?

– Сам он редко, а его сын раз в месяц привозит товары, ведет дела от имени отца с местными.

– Я на ужин не буду спускаться в харчевню…

– Тогда я принесу ужин в комнату, – сообразил парень.

– Отлично, и завтрак тоже, – сказал Кинт и пошел вверх по лестнице, пыхтя трубкой.

До ужина Кинт сидел в глубине комнаты напротив окна и наблюдал за городком и его жителями, а также в подзорную трубу за рудником, впрочем, за высоким забором особо рассмотреть ничего не удалось. Не выходил из головы разговор с профессором, точнее не сам разговор, а обстоятельства, которые свели их снова. Кинт сделал вывод о существовании в терратосе Аканов некой силы, которая долгое время находится в тени событий последних лет, но явно имеет к ним отношение. Сложно все, политика… то ли дело рейды в степях или в горах Севера, звеньевым, где все понятно, где Кинт чувствовал себя спокойнее, чем сейчас. Еще, набивая трубку и усевшись на стол напротив окна, Кинт подумал о том, что уже нет злости к профессору и желания пустить ему пулю в лоб, было даже жаль его.

– А старик совсем сдал, – тихо, вслух сказал Кинт и выпустил к потолку дым.

Действительно, время не пожалело профессора, не столько седина и морщины, сколько странный цвет лица и потухший взгляд его значительно состарили… еще что-то с ногтями было, да, Кинт обратил на это внимание, когда профессор читал письмо, они будто расслаивались и были цвета глины. Так, в раздумьях и наблюдая за городом в окно, Кинт просидел до сумерек.

Стряпня кочевников действительно оказалась вкусной, плотно поужинав, Кинт закрыл засов двери, развалился на широком топчане, отметив, что слежки за постоялым двором он не обнаружил, и с этой мыслью провалился в сон.

Осторожный стук в дверь разбудил Кинта на рассвете.

– Кто? – Кинт нащупал рукоять револьвера под подушкой.

– Это я… Чирш, – донесся тихий голос управляющего постоялым двором, – я принес завтрак.

Сунув револьвер за пояс, и держа большой палец на курке, Кинт подошел к двери, сдвинул засов и отступил на пару шагов назад.

– Входи…

Управляющий вошел с подносом в руках и поклонился в ожидании.

– Благодарю, поставь на стол. Да, я обратил внимание, что местные извозчики не жалуют этот район, где мне можно поблизости нанять экипаж? Нужно ехать на станцию, не хочется опоздать на единственный рейс в Дейлур.

– Возьми мою лошадь, Карху, я ее позже заберу.

– Не уведут?

– Мою лошадь? – немало удивился кочевник.

– Хорошо, ты меня очень выручил.

Молодая кобылка бежала рысью, она была послушна и утренняя пробежка, должно быть, ей нравилась. Джевашим только просыпался, лавочники в центре открывали закрытые на ночь ставни, дребезжа бутылями в деревянной тачке, навстречу попался молочник… еще, припозднившийся, и опухший от ночного веселья фонарщик, с трудом переставляя лестницу от столба к столбу, гасил еще встречающиеся в старом районе города масляные фонари… Через полчаса Кинт подъехал к забору и живой изгороди, отделяющей дорогу и территорию станции воздухоплавания. Два пилота и механик уже крутились у скревера, чуть в стороне стояли несколько пассажиров, ежась от утренней прохлады. Кинт намотал поводья на крючок в бревне коновязи недалеко от ворот, и более пристально осмотрелся – человека в сером костюме не видно.